Неточные совпадения
Слава о его путешествиях росла не по
дням, а по часам, и так как
день был праздничный, то глуповцы
решились ознаменовать его чем-нибудь особенным.
Но Прыщ был совершенно искренен в своих заявлениях и твердо
решился следовать по избранному пути. Прекратив все
дела, он ходил по гостям, принимал обеды и балы и даже завел стаю борзых и гончих собак, с которыми травил на городском выгоне зайцев, лисиц, а однажды заполевал [Заполева́ть — добыть на охоте.] очень хорошенькую мещаночку. Не без иронии отзывался он о своем предместнике, томившемся в то время в заточении.
—
Дела этого рода
решаются, как вам известно, духовным ведомством; отцы же протопопы в
делах этого рода большие охотники до мельчайших подробностей, — сказал он с улыбкой, показывающей сочувствие вкусу протопопов.
Она только что пыталась сделать то, что пыталась сделать уже десятый раз в эти три
дня: отобрать детские и свои вещи, которые она увезет к матери, — и опять не могла на это
решиться; но и теперь, как в прежние раза, она говорила себе, что это не может так остаться, что она должна предпринять что-нибудь, наказать, осрамить его, отомстить ему хоть малою частью той боли, которую он ей сделал.
К вечеру этого
дня, оставшись одна, Анна почувствовала такой страх за него, что
решилась было ехать в город, но, раздумав хорошенько, написала то противоречивое письмо, которое получил Вронский, и, не перечтя его, послала с нарочным.
Это было одно из того, что он решил сказать ей. Он
решился сказать ей с первых же
дней две вещи — то, что он не так чист, как она, и другое — что он неверующий. Это было мучительно, но он считал, что должен сказать и то и другое.
Она, счастливая, довольная после разговора с дочерью, пришла к князю проститься по обыкновению, и хотя она не намерена была говорить ему о предложении Левина и отказе Кити, но намекнула мужу на то, что ей кажется
дело с Вронским совсем конченным, что оно
решится, как только приедет его мать. И тут-то, на эти слова, князь вдруг вспылил и начал выкрикивать неприличные слова.
Левин хотел сказать брату о своем намерении жениться и спросить его совета, он даже твердо
решился на это; но когда он увидел брата, послушал его разговора с профессором, когда услыхал потом этот невольно покровительственный тон, с которым брат расспрашивал его о хозяйственных
делах (материнское имение их было неделеное, и Левин заведывал обеими частями), Левин почувствовал, что не может почему-то начать говорить с братом о своем решении жениться.
Алексей Александрович слушал, но слова ее уже не действовали на него. В душе его опять поднялась вся злоба того
дня, когда он
решился на развод. Он отряхнулся и заговорил пронзительным, громким голосом...
По неопределенным ответам на вопрос о том, сколько было сена на главном лугу, по поспешности старосты, разделившего сено без спросу, по всему тону мужика Левин понял, что в этом дележе сена что-то нечисто, и
решился съездить сам поверить
дело.
— Так, усыновила. Он теперь не Landau больше, а граф Беззубов. Но
дело не в том, а Лидия — я ее очень люблю, но у нее голова не на месте — разумеется, накинулась теперь на этого Landau, и без него ни у нее, ни у Алексея Александровича ничего не
решается, и поэтому судьба вашей сестры теперь в руках этого Landau, иначе графа Беззубова.
Вслед за доктором приехала Долли. Она знала, что в этот
день должен быть консилиум, и, несмотря на то, что недавно поднялась от родов (она родила девочку в конце зимы), несмотря на то, что у ней было много своего горя и забот, она, оставив грудного ребенка и заболевшую девочку, заехала узнать об участи Кити, которая
решалась нынче.
Вы знаете, что я
решился на развод и даже начал это
дело.
За двойную <цену> мастер
решился усилить рвение и засадил всю ночь работать при свечах портное народонаселение — иглами, утюгами и зубами, и фрак на другой
день был готов, хотя и немножко поздно.
И остались чиновники еще в худшем положении, чем были прежде, и
решилось дело тем, что никак не могли узнать, что такое был Чичиков.
В других домах рассказывалось это несколько иначе: что у Чичикова нет вовсе никакой жены, но что он, как человек тонкий и действующий наверняка, предпринял, с тем чтобы получить руку дочери, начать
дело с матери и имел с нею сердечную тайную связь, и что потом сделал декларацию насчет руки дочери; но мать, испугавшись, чтобы не совершилось преступление, противное религии, и чувствуя в душе угрызение совести, отказала наотрез, и что вот потому Чичиков
решился на похищение.
— Знаете ли, Петр Петрович? отдайте мне на руки это — детей,
дела; оставьте и семью вашу, и детей: я их приберегу. Ведь обстоятельства ваши таковы, что вы в моих руках; ведь
дело идет к тому, чтобы умирать с голоду. Тут уже на все нужно
решаться. Знаете ли вы Ивана Потапыча?
— Вот вам Чичиков! Вы стояли за него и защищали. Теперь он попался в таком
деле, на какое последний вор не
решится.
Но как ни исполнен автор благоговения к тем спасительным пользам, которые приносит французский язык России, как ни исполнен благоговения к похвальному обычаю нашего высшего общества, изъясняющегося на нем во все часы
дня, конечно, из глубокого чувства любви к отчизне, но при всем том никак не
решается внести фразу какого бы ни было чуждого языка в сию русскую свою поэму.
Заклад в казну был тогда еще
дело новое, на которое
решались не без страха.
«Нет, — сказал он в себе, очнувшись, — примусь за
дело, как бы оно ни казалось вначале мелким!» Скрепясь духом и сердцем,
решился он служить по примеру прочих.
Стихотворение это, написанное красивым круглым почерком на тонком почтовом листе, понравилось мне по трогательному чувству, которым оно проникнуто; я тотчас же выучил его наизусть и
решился взять за образец.
Дело пошло гораздо легче. В
день именин поздравление из двенадцати стихов было готово, и, сидя за столом в классной, я переписывал его на веленевую бумагу.
Между теми, которые
решились идти вслед за татарами, был Череватый, добрый старый козак, Покотыполе, Лемиш, Прокопович Хома; Демид Попович тоже перешел туда, потому что был сильно завзятого нрава козак — не мог долго высидеть на месте; с ляхами попробовал уже он
дела, хотелось попробовать еще с татарами.
— Да, — сказал Атвуд, видя по улыбающимся лицам матросов, что они приятно озадачены и не
решаются говорить. — Так вот в чем
дело, капитан… Не нам, конечно, судить об этом. Как желаете, так и будет. Я поздравляю вас.
Я очень хорошо понял, с первого взгляда, что тут
дело плохо, и — что вы думаете? —
решился было и глаз не подымать на нее.
Раскольников усмехнулся опять. Он разом понял, в чем
дело и на что его хотят натолкнуть; он помнил свою статью. Он
решился принять вызов.
— Нет, я не вытерплю, не вытерплю! Пусть, пусть даже нет никаких сомнений во всех этих расчетах, будь это все, что решено в этот месяц, ясно как
день, справедливо как арифметика. Господи! Ведь я все же равно не
решусь!.. Я ведь не вытерплю, не вытерплю!.. Чего же, чего же и до сих пор…
Раскольников смотрел на все с глубоким удивлением и с тупым бессмысленным страхом. Он
решился молчать и ждать: что будет дальше? «Кажется, я не в бреду, — думал он, — кажется, это в самом
деле…»
Я старался по почерку угадать расположение духа, в котором писано было письмо; наконец
решился его распечатать и с первых строк увидел, что все
дело пошло к черту.
Базаров сказал: «Ничего!» — но целый
день прошел, прежде чем он
решился уведомить Василия Ивановича о своем намерении. Наконец, уже прощаясь с ним в кабинете, он проговорил с натянутым зевком...
Отказаться от встреч с Иноковым Клим не
решался, потому что этот мало приятный парень, так же как брат Дмитрий, много знал и мог толково рассказать о кустарных промыслах, рыбоводстве, химической промышленности, судоходном
деле. Это было полезно Самгину, но речи Инокова всегда несколько понижали его благодушное и умиленное настроение.
Первым, кто
решился узнать, в чем
дело, был владелец меняльной лавки К. Ф. Храпов.
— Только, наверное, отвергнете, оттолкнете вы меня, потому что я — человек сомнительный, слабого характера и с фантазией, а при слабом характере фантазия — отрава и яд, как вы знаете. Нет, погодите, — попросил он, хотя Самгин ни словом, ни жестом не мешал ему говорить. — Я давно хотел сказать вам, — все не
решался, а вот на
днях был в театре, на модной этой пиесе, где показаны заслуженно несчастные люди и бормочут черт знает что, а между ними утешительный старичок врет направо, налево…
В этой тревоге он прожил несколько
дней, чувствуя, что тупеет, подчиняется меланхолии и — боится встречи с Мариной. Она не являлась к нему и не звала его, — сам он идти к ней не
решался. Он плохо спал, утратил аппетит и непрерывно прислушивался к замедленному течению вязких воспоминаний, к бессвязной смене однообразных мыслей и чувств.
Все молчали, глядя на реку: по черной дороге бесшумно двигалась лодка, на носу ее горел и кудряво дымился светец, черный человек осторожно шевелил веслами, а другой, с длинным шестом в руках, стоял согнувшись у борта и целился шестом в отражение огня на воде; отражение чудесно меняло формы, становясь похожим то на золотую рыбу с множеством плавников, то на глубокую, до
дна реки, красную яму, куда человек с шестом хочет прыгнуть, но не
решается.
Бальзаминов. Вот видите, маменька! А
решиться я не решился-с. Потому, извольте рассудить, маменька, дело-то какое выходит: ежели я
решусь жениться на одной-с, ведь я другую должен упустить. На которой ни
решись — все другую должен упустить. А ведь это какая жалость-то! Отказаться от невесты с таким состоянием! Да еще самому отказаться-то.
Он
решился поехать к Ивану Герасимовичу и отобедать у него, чтоб как можно менее заметить этот несносный
день. А там, к воскресенью, он успеет приготовиться, да, может быть, к тому времени придет и ответ из деревни.
Победа не
решалась никак; может быть, немецкая настойчивость и преодолела бы упрямство и закоснелость обломовцев, но немец встретил затруднения на своей собственной стороне, и победе не суждено было
решиться ни на ту, ни на другую сторону.
Дело в том, что сын Штольца баловал Обломова, то подсказывая ему уроки, то делая за него переводы.
Обломов боялся, чтоб и ему не пришлось идти по мосткам на ту сторону, спрятался от Никиты, написав в ответ, что у него сделалась маленькая опухоль в горле, что он не
решается еще выходить со двора и что «жестокая судьба лишает его счастья еще несколько
дней видеть ненаглядную Ольгу».
— Да, насчет денег. У него сегодня в окружном суде
решается их
дело, и я жду князя Сережу, с чем-то он придет. Обещался прямо из суда ко мне. Вся их судьба; тут шестьдесят или восемьдесят тысяч. Конечно, я всегда желал добра и Андрею Петровичу (то есть Версилову), и, кажется, он останется победителем, а князья ни при чем. Закон!
— Кстати, известно вам, мама, что сегодня в суде
решилось дело Андрея Петровича с Сокольскими?
Я тотчас уговорил его не переезжать, да он и сам не
решился бы в самом-то
деле переехать.
Минута для меня роковая. Во что бы ни стало надо было
решиться! Неужели я не способен
решиться? Что трудного в том, чтоб порвать, если к тому же и сами не хотят меня? Мать и сестра? Но их-то я ни в каком случае не оставлю — как бы ни обернулось
дело.
Я просто понял, что выздороветь надо во что бы ни стало и как можно скорее, чтобы как можно скорее начать действовать, а потому
решился жить гигиенически и слушаясь доктора (кто бы он ни был), а бурные намерения, с чрезвычайным благоразумием (плод широкости), отложил до
дня выхода, то есть до выздоровления.
— Я весь
день сегодня
решался и наконец решил.
Читатель поймет теперь, что я, хоть и был отчасти предуведомлен, но уж никак не мог угадать, что завтра или послезавтра найду старого князя у себя на квартире и в такой обстановке. Да и не мог бы я никак вообразить такой дерзости от Анны Андреевны! На словах можно было говорить и намекать об чем угодно; но
решиться, приступить и в самом
деле исполнить — нет, это, я вам скажу, — характер!
Дело это теперь
решается в суде и
решится, наверно, в пользу Версилова; за него закон.
— Что князь Николай Иванович? — спросил я вдруг, как бы потеряв рассудок.
Дело в том, что я спросил решительно, чтобы перебить тему, и вновь, нечаянно, сделал самый капитальный вопрос, сам как сумасшедший возвращаясь опять в тот мир, из которого с такою судорогой только что
решился бежать.
Это меня немножко взволновало; я еще раз прошелся взад и вперед, наконец взял шляпу и, помню,
решился выйти, с тем чтоб, встретив кого-нибудь, послать за князем, а когда он придет, то прямо проститься с ним, уверив, что у меня
дела и ждать больше не могу.
— Победа, Татьяна Павловна; в суде выиграно, а апеллировать, конечно, князья не
решатся.
Дело за мною! Тотчас же нашел занять тысячу рублей. Софья, положи работу, не труди глаза. Лиза, с работы?